Продолжаю читать записи Шумилина "Ванька-ротный". Автор умер еще в советское время, и его воспоминания, конечно, тогда никто бы не рискнул публиковать. Хотя их все же читали в издательстве и даже составили отписку-рецензию - так положено было. Но не об этом речь.

Воевал Шумилин под командованием генерала Березина. И красной нитью через все его повествование проходит презрение и откровенная ненависть к этому генералу. Понятно, что окопники никогда штабных не жаловали. Но "Ванька-ротный" был свидетелем слишком многих ошибок Березина, которые, как он утверждает, стоили солдатам жизни. И даже не ошибок, а откровенного издевательства, самодурства.

Считается, что Березин погиб в 1942 году. Простые солдаты гибли миллионами, а генералы все же погибали редко, поэтому имя Березина чествовали особо. Во Владимире, Красноярске и городе Белый улицы названы в его честь. Ему поставили обелиск. Но я так и не нашла достоверной информации о том, при каких обстоятельствах он погиб. И погиб ли? Впрочем, может ли быть что-то достоверное, когда случилась такая неразбериха - окружение?

Шумилин утверждал, что Березин "в мае сорок второго года бросил свое гвардейское войско и скрылся, поставив немцам в плен восемь тысяч солдат".

У советской пропаганды была другая версия: "В боях с германскими полчищами генерал-майор Березин проявил себя как большевистский командир Красной Армии, освоивший современные методы войны. 12 января 1942 года Президиум Верховного Совета СССР наградил генерал-майора А. Д. Березина орденом Красного Знамени. А 17 марта того же года 119-я стрелковая дивизия была преобразована в 17-ю гвардейскую, о чем на второй день писала «Правда».

В июне 1942 года генерал-майор А.Д. Березин был назначен заместителем командующего 22-й армией... А 2 июля гитлеровцы перешли в наступление. Они обрушили на нашу оборону огромной силы удар. Некоторые части оказались в окружении. С ними был и генерал Березин. Он указывал им пути отхода, организовывал круговую оборону, намечал места прорыва, организовывал тех, кто потерял управление. Генерал Березин погиб. В одном из документов есть официальная запись, сделанная 22.9.1942 г.: «Не вышел из окружения». В том же документе есть еще одна запись от 28.4.1944 г.: «Исключен из списков Красной Армии как пропавший безвести в боях против немецко-фашистских войск в 1942 году».

Так считалось до 1966 года, до тех пор пока группа ветеранов 17-й гвардейской стрелковой дивизии не выехала в город Белый и не занялась установлением судьбы Березина. В результате тщательных поисков, рассказов живых участников и свидетелей тех боев было установлено предположительное место захоронения Березина. Похоронили его, по всей вероятности, партизаны".

Все - предположительно. Предположительно там был похоронен человек в генеральском мундире. Предположительно это был Березин. Но захоронение находится в Демяхах южнее города Белого, а это уж очень далеко от хутора Мяты, где, якобы, в последний раз видели генерала. В сторону Демях прорывались группы под командованием и командира 381 сд, и майора Горобца . Фамилия генерала Березина там не упоминалась. Тем не менее, могила и обелиск Березину есть, все как положено. И это противоречит воспоминаниям какого-то там "Ваньки-ротного".

Возможно, Шумилин совершил жестокий наговор. Или ошибся. А может, ротный просто терпеть не мог генерала и решил перед смертью написать эдакие фальшивые воспоминания, в которых то и дело сбивался чуть ли не на крик: "Люди, вы не знаете правды! Вам ее некому рассказать, потому что почти не осталось свидетелей! Вы читаете мемуары штабных крыс, а они войны не видели! Они врут!". В запале ветеран мог оговорить генерала, не исключено. Может быть, на самом деле Березин жалел своих солдат, следил, чтобы они не голодали и не помирали почем зря. Может, он жил и умер как герой. Собственно об этом и написано немало - о герое-генерале. Но записи лейтенанта Шумилина теперь тоже известны читателям, и по поиску "Березин" в его тексте можно многое найти.

Несколько лет тому назад мне попалась книга М.И. Щедрина "Рубеж великой битвы". Он был в то время Начальником штаба 31 армии, в которую входила наша дивизия в декабре 41 года. Ничего похожего, на то о чём пишет Щедрин, под Марьино не было. Ни в какую контратаку немцы не ходили и наши полки не отбрасывали. Война - это 800 расстрелянных в упор из зениток солдат 11 декабря под Марьино и двое случайно оставшихся в живых свидетелей этого кровавого побоища на снегу. Щедрин М.И. основывался в своей книге на донесениях, которые поступали из дивизии. Но ни Карамушко, ни Шершин и Березин не знали, что там произошло. Роты остались одни с глазу на глаз под наведенными стволами немецких зениток. Все, кто бросились бежать, были ими расстреляны. Человеческие тела рвались на куски. Вот Вам один эпизод из тысяч.
Война это не только кровавое месиво, это постоянный голод, когда до солдата в роту доходила вместо пищи подсоленная водица, замешенная на горсти муки в виде бледной баланды. Это холод на морозе и снегу, в каменных подвалах Белого, когда от льда и изморози застывает жизненное вещество в позвонках.
Война это как раз то, о чём не говорят, потому что не знают. Из стрелковых рот, с передовой вернулись одиночки, они молчат, и их никто не знает! Разве знает Комитет ветеранов войны тех людей, что прошли через роты и исчезли во время войны. Живы они или погибли? Кто они и где остались лежать?
Напрашивается вопрос. Кто из оставшихся в живых может сказать о людях воевавших в ротах? Одно дело сидеть под накатами подальше от передовой, другое ходить в атаки и смотреть в упор в глаза немцам. Войну нужно познать нутром, прочувствовать всеми фибрами души. Война это совсем не то, что написали люди, не воевавшие в ротах. Они были на фронте, а я был на войне. Я, например, за зиму сорок первого года один раз ночевал в нетопленой хате с выбитыми окнами и дверью. Война для Карамушки прошла стороной. На памяти у него остались натопленные избы, баньки с парной, податливые хозяйки, сало, консервы и водка взахлёб, у крыльца ковровые саночки с жеребцом, который грызёт удила и брызгает слюной.

А вообще, сколько бы мы не отшагали отвоёванной у немцев земли, вся она была на счету у Карамушки и Березина. Их стрелы на картах стоили того, а наши жизни и кровь в счёт не ставились. Я шёл с солдатами впереди, командир полка ехал с обозом сзади в ковровых саночках, а Березина на дороге я даже не видел. На этих холмах находились наши окопы и проходили наши передние траншеи. Здесь убивало наших солдат. Многих оставили мы здесь, на Бельской земле. Теперь на этих местах появились дома и новые улицы. Улицам дали новые имена. Одна из них носит имя Березина, человека недостойного, виновного во многом (в разгроме нашей дивизии, в результате чего в окружение попала 39 армия и 11 кав. корпус) и перешедшего на сторону немцев.

Немцы были не дураки, они не стали занимать пустой и холодный подвал. Им в голову не пришло, что в каменный обледенелый подвал можно посадить живых людей и заставить там сидеть целую зиму. Наш генерал рассуждал иначе и велел посадить туда полроты солдат. Не думайте, что я тогда был недоволен своим генералом. Совсем наоборот. Я верил ему и всем, кто вокруг него крутились. Я тогда всё принимал за "чистую монету". Надо, значит надо! Для родины, за советскую власть мы на всё готовы!

Генерал воткнул полроты живых солдат в ледяную каменную могилу, и рука у него не дрогнула, когда он подписал такой приказ. Немцы никак не предполагали, что русские заползут в обледенелые стены склада и останутся там на всю зиму. Разве считал Березин своих солдат живыми людьми! Внутри было пусто, голый пол и обледенелые стены. Ни печей, ни труб. Морозильная камера, склеп, могила для живого солдата. Я обращался несколько раз в батальон и непосредственно в полк с просьбой выдать на роту железную печку. Но её так и не прислали до самой весны. Солдатам, это было непонятно. Лёжа на полу, они корчились от холода. В подвале стояли часовые. Тот, кто сменялся с дежурства, |немедленно| устраивались спать. Сон на некоторое время избавлял людей от мыслей, от холода, от голода и мук. Камень не только излучал страшный холод, он пронизывал человека до самых костей. От него ломило суставы, болели впадины глаз. Холод [своим] остриём подбирался к позвоночнику. В позвонках застывала живая костная жидкость.
Если солдата пытались будить, то побудка начиналась с расталкивания и пихания. Солдата долго трясли, приподнимали от пола, только после этого он открывал глаза и удивленно смотрел на стоявших над ним солдат. Из памяти у солдата от холода всё вылетало.
Когда лежишь на боку на |ледяном| каменном полу, то застывает половина лица и вся нижняя часть тела. Она не только застывает, она немеет. И когда тебе нужно встать, пошевелить ты можешь только одной половиной. Рот и лицо перекошены, шея неестественно согнута |на один бок|. Лицо выражает гримасу страдания и смеха.
Рот и лицо искривились, как будто человек передразнивает вас. Хотя каждый, кто это видит, понимает, что это всё человеческие муки, а вовсе не гримасы и злоба, которую можно увидеть на сытых и довольных лицах |физиономиях наших тыловиков, батальонных и полковых|.
Холодным стальным обручем ледяной холод давит на голову, в висках |появляется| страшная ноющая боль. Глазные яблоки не шевелятся. Если я хочу посмотреть в сторону, я поворачиваю туда всё тело. Потом, окончательно встав на ноги, начинаешь ходить по подвалу. Так постепенно оттаиваешь и подаёшь свой голос.
Все двадцать солдат в подвале напрягали свои последние силы, но никто не роптал. Великий русский народ! Великий русский солдат! |А там, в тылу, наши начальнички жевали куски свиного сала, прихлебывая наваристым бульоном|.
Некоторых солдат приходилось менять совсем. Появлялись больные и раненые. Их по одному отправляли на льнозавод. Как огневая опорная точка, наш подвал никакой особой ценности не представлял. Он был во всех отношениях, для нашей обороны не удобен. Он был далеко выдвинут от основной линии обороны. |Находился в оторванном положении от неё|. Каждый выстрел из узкого подвального окна в сторону немцев оборачивался, для нас каждый раз новыми потерями своих солдат.

Однажды с рассветом пулеметчик сержант Козлов встал за пулемет. Он решил осмотреть полосу обороны немцев. Сегодня он особенно изучал ее. Накануне ночью на тропе погиб пулеметчик. Он ночью шел в подвал с коробкой патронов и нес запасной ствол для "Максима". Сержанта привлекло одно место, на теперешней улице Кирова, где немцы вдоль улицы ставил новый забор. Решив отомстить за погибшего друга, он тщательно установил на пулемете прицел и дал в сторону немцев длинную очередь. Трое немцев повалились сразу. Сержант Козлов сделал паузу в стрельбе и стал наблюдать, что будет дальше. Через некоторое время к убитым подбежали еще трое. И когда он был готов уже нажать еще раз на гашетку, по амбразуре ударили сразу два немецких пулемета. Сноп искр и огненных пуль ворвались в подвал. Сержант не успел отскочить от пулеметного щита, очередной удар свинца рикошетом зазвенел щитом пулемета. Как перебило ему горло, никто не видел. От самой челюсти до ключицы горло у него было вырвано, его словно отрезало от шейного позвонка. Сержант отвалился от пулемета, и кровь из горла хлынула во все стороны. Грудь и лицо его были залиты кровью. При выдохе с клекотом и хрипом кровь выливалась наружу, над дырой пузырилась красная пена. Кровь текла по груди и стекала на пол. Солдаты бросились к нему, пытаясь забинтовать. Но он замотал головой и сорвал повязку. Он ходил по подвалу, хрипел и истекал кровью. Дикие умоляющие его глаза искали среди нас поддержки и умоляли о помощи. Он метался по подвалу, мотал головой и безумным, раздирающим душу взглядом, остолбенело смотрел каждому в глаза. Никто в подвале не знал, что делать.
- Иди на льнозавод! - показывая на боковое окно, говорили ему солдаты.
- Ты здесь обескровишь, погибнешь! Иди! Возможно, пройдешь! - сказал я ему.
Он слышал наши голоса, понимал, о чем мы говорили. Оборачивался каждый раз и одним взглядом заставлял умолкать говоривших. Солдаты цепенели от ужаса. Сержант умирал у нас на глазах. Он умирал страшной мучительной смертью. Через некоторое время он подошел ко мне и рукой показал на пистолет, что висел у меня на ремне. Он просил, чтобы я пристрелил его из пистолета, прекратил его страшные мучения.
- Что ты, милый! - воскликнул я, - Я не могу этого сделать! На, возьми сам и иди куда-нибудь в дальний угол, только не на глазах это делай. Я не могу! Ты понимаешь, не могу! Я не прощу потом себе этого всю жизнь!
Сержант все слышал и все понял, но пистолета у меня не взял.
- Вылезай наверх и иди на льнозавод! Немцы сейчас спят, за тропой не смотрят. Спокойно пройдешь! Слушай, сержант! Это твой единственный шанс! Иди во весь рост и ничего не бойся.
Но он снова замотал головой. Он не решался выйти наверх из подвала. Он не хотел. Он чего-то боялся. Боялся он не смерти. Она уже стояла у него перед глазами. Он боялся выстрелов. Страшился расстрела. Он храпел и брызгал кровью, он метался по подвалу взад и вперед. Через некоторое время он ослаб, ушел в дальний угол, притулился там и затих. К нему никто не смел подойти. Каждый понимал, что он умирает, что жизнь покидает его, уходит медленно и навсегда.
Он истекал кровью и никто не мог ему помочь. Он был одинок в своих муках и страданиях. К вечеру старшина Панин (командир стрелкового взвода) поднялся с пола и пошёл в дальний угол посмотреть на него. Сержант сидел в углу, откинув голову к стене. Открытые, полные тоски глаза его были уже неподвижны. Он умер от потери крови. Как можно было его спасти? Как можно было помочь этому человеку? Сержант Козлов погиб на глазах у людей, страшной мучительной смертью.
Где его могила теперь никто не знает. Жалко только, что улицу, где погиб этот храбрый солдат, лицемерно назвали именем предателя Березина, который летом сорок второго года сумел всю дивизию загнать немцам в плен. Загнал и скрылся в неизвестном направлении. Березин тогда подставил под удар не только 17 гвардейскую дивизию, которая полностью была захвачена в плен, он помог немцам одним ударом расправиться с 39 армией и 11 кавкорпусом. Березину за эти выдающиеся заслуги перед немцами наши идиоты в городе поставили обелиск.
И во всем этом виноват Шершин. Чтобы обелить себя, он после войны начал возвеличивать Березина. Шершину поверили, поставили обелиск.
Мне жалко молодого пулеметчика, который погиб в открытом бою лицом к лицу с врагом, с которым тогда сражались в городе белом. Там погибли многие, кто действительно с оружием в руках стоял насмерть в холоде и голоде. Не могу понять только одного, почему память об этом предателе ценится здесь выше, чем отданные жизни и страдания простых солдат, ротных офицеров, который действительно здесь воевали за нашу Русскую землю.

Левее нас, от нашего края берега к самой деревне поднималась лесистая гряда. Заснеженный лес поднимался на самый бугор и доходил до крайних домов почти вплотную. Вот где можно совершенно незаметно войти в деревню! И когда я с представителем полка вышел на рекогносцировку местности, мне указали, когда я заикнулся на счёт этой гряды, - Березин приказал деревню брать развернутой цепью по открытой низине!
- Ты поведёшь роту по открытой местности так, чтобы тебя с НП батальона было видать! - Ротой в лес заходить запрещаем!
- Странно! - сказал я.
- Что тут странного? Дивизия приказала, - ты должен исполнять!
- Почему я должен пускать людей, как живые мишени под немецкие пули? Почему нужно солдат подставлять под явный расстрел? Когда по любому уставу я должен использовать скрытые подходы к противнику! - не успокаивался я.
- Не выполнишь приказ, пойдёшь под суд трибунала!
Представитель полка собрался уходить, а я никак не мог успокоиться. Почему они приказали не заходить мне с ротой в лес? Ведь это дураку понятно, что лесом можно подойти к деревне буквально на пять шагов, а потом навалиться всей ротой. Что-то тут не так! Лес не заминирован! Чего они темнят? "Тебе приказано вести разведку боем! - вспомнил я слова представителя полка. - Мы будем о ходе твоего продвижения докладывать в дивизию по телефону! Березин хочет лично знать каждый твой шаг!". Им не важно, сколько погибнет на открытом поле солдат! На то и война, чтоб солдат убивали! Главное, чтоб полковое командование видело, как встанет и пойдёт под пули солдатская цепь.

Первый пробный удар немцев - и Березин в один день потерял целый полк. А что будет потом? Как пойдет дело дальше? Березин настойчиво, беспощадно и с упорством насаждал в дивизии боязнь расплаты и страх, а за самовольное оставление позиций - неотвратимое возмездие и кару судами и расстрелами. Он думал, что сумеет запугать ротных офицеров и солдат и на страхе удержать их на месте. Он думал, что они умрут под бобами и танками, а его, Березина, приказ не нарушат. Он думал, что немцы в наступление пойдёт, как мы через Волгу, сплошной жидкой цепью, и оборону полков построил в одну линию по деревенской прямолинейности. Теперь он получил сполна за самоуверенность и недомыслие.

Я печенкой чувствовал, что не надо спешить, что не надо поддаваться его уговорам. Немцы без танков не сунутся сюда. А танки на пожарище, на огонь не пойдут. Появись мы сейчас на другой стороне, попадись мы на глаза своему начальству, если все другие успели смыться и разбежались, нас обвинят в развале обороны полка, нам припишут начало разгрома. В такой ситуации нужно найти дурака или рыжего. "С мельницы сбежал? Да! Бросил свою позицию? Бросил! Полк, отбиваясь, понес из-за вас огромные потери! Люди погибли из-за вас, паникеров!" На меня свалят всю вину за трусость! Не возьмет же на себя ответственность командир полка. Он в окопах не сидел, оборону не держал, от немцев не отбивался. Сейчас, именно сейчас, штабным и Березину нужно было найти жертву и покончить с этим делом. Генерал будет сам рыскать по кустам, чтобы поймать простачка и сунуть его под расстрел, чтобы самому оправдаться. Сегодня я снова и еще раз убедился, кому вручены сотни и тысячи жизней наших русских солдат. Я снова убедился как во главе с командиром полка вся свора штабных разбежалась с перепуга. Они спасали шкуры и были способны только объедать своих солдат, подставлять их под танки и пули. А чтобы смертные не роптали, их по всякому пугали и страшили. Теперь вся эта полковая шушера бросила своих солдат и разбежалась по лесам. Я, конечно, не знал, что это была генеральная тренировка перед еще большим по масштабам бегством. Сегодня я видел, как на большом пространстве без единого выстрела немцы забрали в плен целый гвардейский полк солдат. Фронт дивизии на всем участке был открыт. Немцы запросто, даже без танков могли двигаться дальше. |Передовая линия попала в плен, тылы полка разбежались в панике|. Немцы нигде не встречали сопротивления.
- Уйти с мельницы мы всегда сумеем, - сказал я громко, чтобы слышали все - И ты меня, Петя, не торопи. Приказа на отход ты не имеешь. |На той стороне нас уже ждут, чтобы выловить и на деревню послать. "На" - скажут - "лейтенант, папироску покури". Беломором угостят. "Кури, кури спокойно! Потом гранаты возьмешь! Вот выкуришь, тогда и давай на деревню! Танки гранатами рвать! Пойдешь, свою вину кровью оправдаешь!" Эти всю войну чужой кровью воюют. Наверняка сидят в кустах на той стороне. Они дурачков хотят наловить. Им все равно скольких. Двоих, пятерых или десять. Они и двоих на деревню могут послать. Это им сейчас очень нужно.

Я спокойно посмотрел на генерала Березина. Он стоял в трех шагах от меня. Я рассматривал его лицо. Раньше я видел его мимоходом, с расстояния. Теперь он стоял передо мной. Меня почему-то приказ взять Демидки не испугал, а даже наоборот, придал мне уверенности и спокойствия. Кто этот человек, который посылает нас на смерть. В лице его я должен найти что-то огромное и непостижимое. Но ничего особенного я в этом худом и сером лице не увидел и не нашёл. И даже, откровенно говоря, разочаровался. Он был с первого взгляда похож на деревенского мужичка. На лице какое-то непонятное тупое выражение. Он приказывал, и мы беспрекословно шли на смерть!
Капитан стоял и ждал указаний генерала, а два автоматчика-телохранителя, выпятив груди вперед, довольные своим положением, смотрели на нас, на людей с передовой, с превосходством. Две группы людей стояли друг против друга, чего-то ждали и настороженно щупали друг друга глазами. И линия раздела между ними невидимо проходила по земле.
Генерал смотрел на нас и, видно, хотел определить, способны ли мы взять Демидки и выбить немцев из деревни. Уж очень нас было мало. И артиллерии никакой. Как так случилось, что сам он бегает по кустам вокруг Демидок? Заставил его немец кружить и петлять по кустам. Докатился до такой жизни, что самому приходится собирать солдат и посылать их на деревню с пустыми руками. "А где же командир полка? Где наш комбат Ковалёв?" - мелькнуло у меня в голове. Теперь генерал убедился, что командир полка и комбат, и их замы и помы бросили своих солдат и в панике разбежались, кто куда попало. Генерал стоял и шарил глазами по кустам в надежде поймать ещё с десяток солдат и послать их на Демидки.
Солдаты, лежавшие в кустах, были собраны из разных подразделений. Тут были и посыльные и связисты. В общем, настоящих солдат стрелков здесь не было. Два политрука сидели рядом на пригорке. Они, видно, сумели уйти из своих рот до начала бомбежки. Роты и командиры рот попали в плен. Командирам рот от своих солдат бежать было нельзя, им грозил расстрел за оставление позиций. Генерал и предупредил всех, что он будет смотреть за ходом атаки.
- Будете сидеть под бугром, живыми вы на этот берег не вернетесь! И не возражать! - прикрикнул он.
Всем стало ясно, что их послали на верную смерть. Выйти из-под крутого обрыва на том берегу и пойти по открытому полю, значит попасть под пулемётный огонь. На зеленом поле до самых Демидок ни канавы, ни кочек тогда не было. Все сгорбились, съёжились от генеральских слов. У моего Пети побелело лицо, задвигались губы. Дороги назад никому не было.
Мы переправились на плоту и вышли под обрыв крутого берега. Генерал с автоматчиками и капитаном остались на том берегу. Никто из сидевших под обрывом и из тех, что смотрели за нами с того берега, не знали, что немецкие танки из деревни ушли. Все думали, что они там, стоят за домами. В голове у всех было одно: что пришла пора рассчитаться и проститься с жизнью. Никто вины на себе не чувствовал.

Капитан, тот, что вышел ко мне тогда навстречу с Шершиным, тоже сидел в лесу. Шершин исчез на третий день после моего доклада генералу. Его куда-то увезли.
- А где Шершин? - спросил капитан.
- Увезли на машине в штаб фронта.
- Что слышно о Березине?
- Березин говорят у немцев. - Всех беспокоит один вопрос, когда командующий вынесет своё решение? Когда начнут формирование нашей дивизии? Если бы появился Березин, то с этим вопросом не стали бы тянуть.
- Не обольщайте себя капитан! Березин здесь никогда не появиться.
- Это почему?
- Ему не меньше расстрела дадут.

Березин не испытывал страха, когда восемь тысяч солдат попали в плен к немцу под Белым. Он боялся, что его расстреляют. И поэтому он прикрылся солдатской шинелью и ушел в сторону города и больше его никто не видел. А на командном пункте штаба армии его поджидала машина с людьми из контрразведки. Им было поручено взять его и увести куда надо. Я был в Белом, знаю многих кто там погиб, но кроме фамилии Березина, как будто он там один воевал, других имен гвардейцев отдавших свою жизнь нет. Но факты упрямая вещь, они сами за себя говорят.

Березин А.Д. генерал-майор.

Читаю сейчас неприлизанные воспоминания окопника "Ванька ротный" ржевская операция, г. Белый. Вот что он пишет:
"...Жалко только, что улицу, где погиб этот храбрый солдат, \лицемерно\ назвали именем предателя Березина. Именем старикашки, который летом сорок второго года сумел всю дивизию загнать немцам в плен. Загнал и скрылся в неизвестном направлении. Березин тогда подставил под удар не только 17 гвардейскую дивизию, которая полностью была захвачена в плен, он помог немцам одним ударом расправиться с 39 армией и 11 кавкорпусом. Березину за эти выдающиеся заслуги перед немцами, наши идиоты в городе поставили обелиск. И во всём этом виноват Шершин. Чтобы обелить себя, он после войны начал возвеличивать Березина. Шершину поверили, поставили обелиск..."
И далее в письме ветерану:
"...Березин не погиб на Бельской земле, как хотели Шершин и другие. Крававой правде нужно смотреть прямо в глаза, а не сочинять небылицы. Вы лично знаете где наш генерал? Кто из живых может удостоверить его физическую гибель? О Березине я пока ничего не скажу. О нём особый и долгий разговор, так сказать с немецким акцентом. Вы не задумывались никогда, почему дивизия на всём своём пути от Калинина до Белого несла бессмысленные кровавые потери и поражения? Ведь не было ни одной большой операции, которая не кончалась для стрелковых рот кровавым захлёбом. Я могу привести сотни примеров, как дорого обошелся нам этот тяжелый путь до Белого..."

"...со слов одного из вышедших комиссаров, которые надо взять под сомнение, группа под командованием Березина в количестве до 4000 человек 18 июля пыталась прорваться в направлении хутора Мята, но была отбита противником огнем пулеметов и автоматов из хутора Ивановки. Группа частично рассеялась и осталась в лесах севернее и восточнее Малиновки..."
"...Лишь предположительно, например, установлено место захоронения генерал-майора А.Д. Березина, заместителя командующего 22 А, человека, заслуги которого перед армией и страной не отмечены достойным образом. У вышедших из окружения воинов 17-й гвардейской сд о нем сложились легенды. Они считают, что генерал несколько раз переходил кольцо окружения и выводил людей. По воспоминаниям, он был в одном из полков дивизии, которой совсем недавно командовал, 2 июля, уехал оттуда под вечер в направлении Шиздерево. По архивным материалам, 4 июля он сообщал о состоянии 355 сд, 6 июля от него поступает сообщение по радио о состоянии 256 сд, 18 июля он с группой до 4000 человек пытается прорваться в районе хутора Мята. Правда, последний факт в документах 22 А предлагается взять под сомнение. Больше никаких сообщений о нем нет..."
"...Уже после войны ветераны 17-й гвардейской сд пытались узнать о его судьбе, разыскать его следы. Они неоднократно ездили в Бельский район Калининской области, ходили по бывшим военным дорогам, расспрашивали местных жителей. Наконец, узнали, что в 1950-е годы во время перезахоронения солдат и офицеров в братскую могилу в Демяхах южнее Белого, в лесу был найден небольшой полуобвалившийся холмик с плетеной из прутьев пятиконечной звездой на столбике. Когда могилу раскопали, там оказались останки человека в генеральском мундире. Его похоронили отдельно, рядом с братской могилой. Сейчас считается, что похоронен там именно генерал Березин..."

Александр Васильевич Березин (22 декабря - 1 ноября ) - советский военачальник , генерал-майор (1958)

Биография

Родился в городе Елец . Русский.

До службы в армии Березин с марта 1927 по апрель 1931 года работал электромонтером на электростанции в городе Елец, затем был секретарем комсомольской организации Елецкого известкового завода, с августа 1931 года - зав. массово-экономическим отделом Елецкого райкома комсомола, с ноября - инструктором и председателем райкома комсомола в Елецком кустпромсоюзе.

Военная служба

1 июня 1932 года по спецнабору ЦК ВКП(б) поступил курсантом в Ленинградскую школу связи им. Ленсовета. По её окончании в ноябре 1934 года был назначен в 20-ю горнострелковую дивизию ЗакВО в городе Ленинакан, где проходил службу командиром штабной роты отдельного батальона связи.

С октября 1936 года - командир роты связи и начальник связи 60-го горнострелкового полка.

В мае 1939 года выдержал испытание и зачислен слушателем в Военную академию РККА им. М. В. Фрунзе. В сентябре 1940 года переведен на спецфакультет академии, на базе которого затем была сформирована Высшая специальная школа Генштаба РККА , а Березин зачислен в неё слушателем 2-го курса 1-го факультета.

Великая Отечественная война

С началом войны капитан Березин в августе 1941 года с 3-го курса был направлен в штаб вновь формируемой в Московском округе 54-й армии на должность старшего помощника начальника оперативного отдела. После завершения формирования армия убыла на северо-западное направление и заняла оборону по правому берегу реки Волхов. С 26 сентября она вошла в состав Ленинградского фронта и вела боевые действия в районе Колпино, участвуя в операции по прорыву блокады Ленинграда. Во второй половине октября - декабре её войска принимали участие в Тихвинских оборонительной и наступательной операциях.

В декабре 1941 года капитан Березин назначен начальником штаба 80-й стрелковой дивизии. В составе 54-й армии участвовал с ней в Любанской наступательной операции. Её части вели бои против войбокальской группировки противника, стремившегося перерезать ж. д. в районе Шум, Войбокало, затем наступали в направлении Погостье. С 26 апреля по 26 сентября 1942 года дивизия в составе армии находилась в обороне на рубеже Макарьевская Пустынь - Смердыня. С 29 сентября она была подчинена 8-й армии Волховского фронта и участвовала в Синявинской оборонительной операции, ведя бои на рубеже Гайтолово - Тортолово. С 23 января 1943 года её части в составе 2-й ударной армии принимали участие в операции по прорыву блокады Ленинграда, однако в первых же боях понесли значительные потери и выполнить поставленную задачу не смогли. После упорных синявинских боев в марте - апреле 1943 года дивизия находилась в резерве Волховского фронта, затем вошла в состав 54-й армии и обороняла рубеж в районе Ларионов Остров, Посадников Остров, Нов. Кириши. С 5 по 25 октября она вела наступательные бои по прорыву обороны немцев в районе Дидвино, затем обороняла рубеж Макарьевская Пустынь - Егорьевка.

7 ноября 1943 года подполковник Березин назначен начальником штаба 111-го стрелкового корпуса и участвовал с ним в Ленинградско-Новгородской наступательной операции.

С 19 июня 1944 года полковник Березин был допущен к командованию 288-й стрелковой дивизией. С 7 по 11 июля она была передислоцирована в район Хверщи (северо-восточнее Пушкинских Гор), где вместе со 122-й танковой бригадой с рубежа реки Великая введена в прорыв, составляя подвижную группу 54-й армии 3-го Прибалтийского фронта. Стремительно преследуя отступающего противника, её части 18 июля овладели городом Красногородское, форсировали реку Льжа и вели наступление на Гульбене. 24 июля под городом Балвы в Латвии полковник Березин был ранен и до 19 сентября находился в госпитале, затем вновь командовал 288-й стрелковой дивизией. Через 2 дня её части из района Валга перешли в преследование противника в общем направлении на Даксты - Валмиера, с ходу форсировали реку Седа и овладели городом Даксты, уничтожив до двух вражеских полков. 24 сентября они ночью ворвались в город Валмиера и штурмом овладели им, после чего преследовали противника в направлении Риги. С 8 октября 288-я стрелковая дивизия вошла в состав 42-й армии и была переброшена в район юго-восточнее Добеле, а оттуда перешла в наступление на Салдус. К 1 ноября она достигла рубежа озер Светэс - Аацес и перешла к обороне. В марте - апреле 1945 года дивизия в составе 22-й армии 2-го Прибалтийского, а с 1 апреля - Ленинградского фронтов вела бои на салдусском направлении, вплоть до капитуляции курляндской группировки противника.

Послевоенная карьера

После войны в октябре 1945 года дивизия была расформирована, а полковник Березин зачислен в распоряжение ГУК НКО.

С февраля 1946 по май 1948 года проходил обучение в Высшей военной академии им. К. Е. Ворошилова, затем служил в оперативном управлении ГОУ Генштаба ВС СССР старшим офицером оператором юго-западного направления, с февраля 1950 года - зам. начальника направления внутренних округов. С мая 1953 г. исполнял должность зам. начальника Управления укомплектования и службы войск ГОУ Генштаба Советской армии. С марта 1955 года служил в Главном штабе Сухопутных войск заместителем начальника Управления укомплектования и службы войск, с сентября 1960 года - начальником Мобилизационного управления. С апреля 1964 года

— 29.03.2012 Продолжаю читать записи Шумилина "Ванька-ротный" . Автор умер еще в советское время, и его воспоминания, конечно, тогда никто бы не рискнул публиковать. Хотя их все же читали в издательстве и даже составили отписку-рецензию - так положено было. Но не об этом речь. Воевал Шумилин под командованием генерала Березина . И красной нитью через все его повествование проходит презрение и откровенная ненависть к этому генералу. Понятно, что окопники никогда штабных не жаловали. Но "Ванька-ротный" был свидетелем слишком многих ошибок Березина, которые, как он утверждает, стоили солдатам жизни. И даже не ошибок, а откровенного издевательства, самодурства.

(Слева - фото лейтенанта Шумилина. На фото справа - генерал Березин (в центре)

Считается, что Березин погиб в 1942 году. Простые солдаты гибли миллионами, а генералы все же погибали редко, поэтому имя Березина чествовали особо. Во Владимире, Красноярске и городе Белый улицы названы в его честь. Ему поставили обелиск. Но я так и не нашла достоверной информации о том, при каких обстоятельствах он погиб. И погиб ли? Впрочем, может ли быть что-то достоверное, когда случилась такая неразбериха - окружение? Шумилин утверждал, что Березин "в мае сорок второго года бросил свое гвардейское войско и скрылся, поставив немцам в плен восемь тысяч солдат".

У советской пропаганды была другая версия: "В боях с германскими полчищами генерал-майор Березин проявил себя как большевистский командир Красной Армии, освоивший современные методы войны. 12 января 1942 года Президиум Верховного Совета СССР наградил генерал-майора А. Д. Березина орденом Красного Знамени. А 17 марта того же года 119-я стрелковая дивизия была преобразована в 17-ю гвардейскую, о чем на второй день писала «Правда». В июне 1942 года генерал-майор А.Д. Березин был назначен заместителем командующего 22-й армией... А 2 июля гитлеровцы перешли в наступление. Они обрушили на нашу оборону огромной силы удар. Некоторые части оказались в окружении. С ними был и генерал Березин. Он указывал им пути отхода, организовывал круговую оборону, намечал места прорыва, организовывал тех, кто потерял управление. Генерал Березин погиб. В одном из документов есть официальная запись, сделанная 22.9.1942 г.: «Не вышел из окружения». В том же документе есть еще одна запись от 28.4.1944 г.: «Исключен из списков Красной Армии как пропавший безвести в боях против немецко-фашистских войск в 1942 году». Так считалось до 1966 года, до тех пор пока группа ветеранов 17-й гвардейской стрелковой дивизии не выехала в город Белый и не занялась установлением судьбы Березина. В результате тщательных поисков, рассказов живых участников и свидетелей тех боев было установлено предположительное место захоронения Березина. Похоронили его, по всей вероятности, партизаны".

Все - предположительно. Предположительно там был похоронен человек в генеральском мундире. Предположительно это был Березин. Но захоронение находится в Демяхах южнее города Белого, а это уж очень далеко от хутора Мяты, где, якобы, в последний раз видели генерала. В сторону Демях прорывались группы под командованием и командира 381 сд, и майора Горобца. Фамилия генерала Березина там не упоминалась. Тем не менее, могила и обелиск Березину есть, все как положено. И это противоречит воспоминаниям какого-то там "Ваньки-ротного".

Возможно, Шумилин совершил жестокий наговор. Или ошибся. А может, ротный просто терпеть не мог генерала и решил перед смертью написать эдакие фальшивые воспоминания, в которых то и дело сбивался чуть ли не на крик: "Люди, вы не знаете правды! Вам ее некому рассказать, потому что почти не осталось свидетелей! Вы читаете мемуары штабных крыс, а они войны не видели! Они врут!". В запале ветеран мог оговорить генерала, не исключено. Может быть, на самом деле Березин жалел своих солдат, следил, чтобы они не голодали и не помирали почем зря. Может, он жил и умер как герой. Собственно об этом и написано немало - о герое-генерале. Но записи лейтенанта Шумилина теперь тоже известны читателям, и по поиску "Березин" в его тексте можно многое найти.

...Несколько лет тому назад мне попалась книга М.И. Щедрина "Рубеж великой битвы". Он был в то время Начальником штаба 31 армии, в которую входила наша дивизия в декабре 41 года. Ничего похожего, на то о чём пишет Щедрин, под Марьино не было. Ни в какую контратаку немцы не ходили и наши полки не отбрасывали. Война - это 800 расстрелянных в упор из зениток солдат 11 декабря под Марьино и двое случайно оставшихся в живых свидетелей этого кровавого побоища на снегу. Щедрин М.И. основывался в своей книге на донесениях, которые поступали из дивизии. Но ни Карамушко, ни Шершин и Березин не знали, что там произошло. Роты остались одни с глазу на глаз под наведенными стволами немецких зениток. Все, кто бросились бежать, были ими расстреляны. Человеческие тела рвались на куски. Вот Вам один эпизод из тысяч.
Война это не только кровавое месиво, это постоянный голод, когда до солдата в роту доходила вместо пищи подсоленная водица, замешенная на горсти муки в виде бледной баланды. Это холод на морозе и снегу, в каменных подвалах Белого, когда от льда и изморози застывает жизненное вещество в позвонках.
Война это как раз то, о чём не говорят, потому что не знают. Из стрелковых рот, с передовой вернулись одиночки, они молчат, и их никто не знает! Разве знает Комитет ветеранов войны тех людей, что прошли через роты и исчезли во время войны. Живы они или погибли? Кто они и где остались лежать?
Напрашивается вопрос. Кто из оставшихся в живых может сказать о людях воевавших в ротах? Одно дело сидеть под накатами подальше от передовой, другое ходить в атаки и смотреть в упор в глаза немцам. Войну нужно познать нутром, прочувствовать всеми фибрами души. Война это совсем не то, что написали люди, не воевавшие в ротах. Они были на фронте, а я был на войне. Я, например, за зиму сорок первого года один раз ночевал в нетопленой хате с выбитыми окнами и дверью. Война для Карамушки прошла стороной. На памяти у него остались натопленные избы, баньки с парной, податливые хозяйки, сало, консервы и водка взахлёб, у крыльца ковровые саночки с жеребцом, который грызёт удила и брызгает слюной.

А вообще, сколько бы мы не отшагали отвоёванной у немцев земли, вся она была на счету у Карамушки и Березина. Их стрелы на картах стоили того, а наши жизни и кровь в счёт не ставились. Я шёл с солдатами впереди, командир полка ехал с обозом сзади в ковровых саночках, а Березина на дороге я даже не видел. На этих холмах находились наши окопы и проходили наши передние траншеи. Здесь убивало наших солдат. Многих оставили мы здесь, на Бельской земле. Теперь на этих местах появились дома и новые улицы. Улицам дали новые имена. Одна из них носит имя Березина, человека недостойного, виновного во многом (в разгроме нашей дивизии, в результате чего в окружение попала 39 армия и 11 кав. корпус) и перешедшего на сторону немцев.

Немцы были не дураки, они не стали занимать пустой и холодный подвал. Им в голову не пришло, что в каменный обледенелый подвал можно посадить живых людей и заставить там сидеть целую зиму. Наш генерал рассуждал иначе и велел посадить туда полроты солдат. Не думайте, что я тогда был недоволен своим генералом. Совсем наоборот. Я верил ему и всем, кто вокруг него крутились. Я тогда всё принимал за "чистую монету". Надо, значит надо! Для родины, за советскую власть мы на всё готовы! Генерал воткнул полроты живых солдат в ледяную каменную могилу, и рука у него не дрогнула, когда он подписал такой приказ. Немцы никак не предполагали, что русские заползут в обледенелые стены склада и останутся там на всю зиму. Разве считал Березин своих солдат живыми людьми! Внутри было пусто, голый пол и обледенелые стены. Ни печей, ни труб. Морозильная камера, склеп, могила для живого солдата. Я обращался несколько раз в батальон и непосредственно в полк с просьбой выдать на роту железную печку. Но её так и не прислали до самой весны. Солдатам, это было непонятно. Лёжа на полу, они корчились от холода. В подвале стояли часовые. Тот, кто сменялся с дежурства, |немедленно| устраивались спать. Сон на некоторое время избавлял людей от мыслей, от холода, от голода и мук. Камень не только излучал страшный холод, он пронизывал человека до самых костей. От него ломило суставы, болели впадины глаз. Холод [своим] остриём подбирался к позвоночнику. В позвонках застывала живая костная жидкость.
Если солдата пытались будить, то побудка начиналась с расталкивания и пихания. Солдата долго трясли, приподнимали от пола, только после этого он открывал глаза и удивленно смотрел на стоявших над ним солдат. Из памяти у солдата от холода всё вылетало.
Когда лежишь на боку на |ледяном| каменном полу, то застывает половина лица и вся нижняя часть тела. Она не только застывает, она немеет. И когда тебе нужно встать, пошевелить ты можешь только одной половиной. Рот и лицо перекошены, шея неестественно согнута |на один бок|. Лицо выражает гримасу страдания и смеха.
Рот и лицо искривились, как будто человек передразнивает вас. Хотя каждый, кто это видит, понимает, что это всё человеческие муки, а вовсе не гримасы и злоба, которую можно увидеть на сытых и довольных лицах |физиономиях наших тыловиков, батальонных и полковых|.
Холодным стальным обручем ледяной холод давит на голову, в висках |появляется| страшная ноющая боль. Глазные яблоки не шевелятся. Если я хочу посмотреть в сторону, я поворачиваю туда всё тело. Потом, окончательно встав на ноги, начинаешь ходить по подвалу. Так постепенно оттаиваешь и подаёшь свой голос.
Все двадцать солдат в подвале напрягали свои последние силы, но никто не роптал. Великий русский народ! Великий русский солдат! |А там, в тылу, наши начальнички жевали куски свиного сала, прихлебывая наваристым бульоном|.
Некоторых солдат приходилось менять совсем. Появлялись больные и раненые. Их по одному отправляли на льнозавод. Как огневая опорная точка, наш подвал никакой особой ценности не представлял. Он был во всех отношениях, для нашей обороны не удобен. Он был далеко выдвинут от основной линии обороны. |Находился в оторванном положении от неё|. Каждый выстрел из узкого подвального окна в сторону немцев оборачивался, для нас каждый раз новыми потерями своих солдат.

Однажды с рассветом пулеметчик сержант Козлов встал за пулемет. Он решил осмотреть полосу обороны немцев. Сегодня он особенно изучал ее. Накануне ночью на тропе погиб пулеметчик. Он ночью шел в подвал с коробкой патронов и нес запасной ствол для "Максима". Сержанта привлекло одно место, на теперешней улице Кирова, где немцы вдоль улицы ставил новый забор. Решив отомстить за погибшего друга, он тщательно установил на пулемете прицел и дал в сторону немцев длинную очередь. Трое немцев повалились сразу. Сержант Козлов сделал паузу в стрельбе и стал наблюдать, что будет дальше. Через некоторое время к убитым подбежали еще трое. И когда он был готов уже нажать еще раз на гашетку, по амбразуре ударили сразу два немецких пулемета. Сноп искр и огненных пуль ворвались в подвал. Сержант не успел отскочить от пулеметного щита, очередной удар свинца рикошетом зазвенел щитом пулемета. Как перебило ему горло, никто не видел. От самой челюсти до ключицы горло у него было вырвано, его словно отрезало от шейного позвонка. Сержант отвалился от пулемета, и кровь из горла хлынула во все стороны. Грудь и лицо его были залиты кровью. При выдохе с клекотом и хрипом кровь выливалась наружу, над дырой пузырилась красная пена. Кровь текла по груди и стекала на пол. Солдаты бросились к нему, пытаясь забинтовать. Но он замотал головой и сорвал повязку. Он ходил по подвалу, хрипел и истекал кровью. Дикие умоляющие его глаза искали среди нас поддержки и умоляли о помощи. Он метался по подвалу, мотал головой и безумным, раздирающим душу взглядом, остолбенело смотрел каждому в глаза. Никто в подвале не знал, что делать.
- Иди на льнозавод! - показывая на боковое окно, говорили ему солдаты.
- Ты здесь обескровишь, погибнешь! Иди! Возможно, пройдешь! - сказал я ему.
Он слышал наши голоса, понимал, о чем мы говорили. Оборачивался каждый раз и одним взглядом заставлял умолкать говоривших. Солдаты цепенели от ужаса. Сержант умирал у нас на глазах. Он умирал страшной мучительной смертью. Через некоторое время он подошел ко мне и рукой показал на пистолет, что висел у меня на ремне. Он просил, чтобы я пристрелил его из пистолета, прекратил его страшные мучения.
- Что ты, милый! - воскликнул я, - Я не могу этого сделать! На, возьми сам и иди куда-нибудь в дальний угол, только не на глазах это делай. Я не могу! Ты понимаешь, не могу! Я не прощу потом себе этого всю жизнь!
Сержант все слышал и все понял, но пистолета у меня не взял.
- Вылезай наверх и иди на льнозавод! Немцы сейчас спят, за тропой не смотрят. Спокойно пройдешь! Слушай, сержант! Это твой единственный шанс! Иди во весь рост и ничего не бойся.
Но он снова замотал головой. Он не решался выйти наверх из подвала. Он не хотел. Он чего-то боялся. Боялся он не смерти. Она уже стояла у него перед глазами. Он боялся выстрелов. Страшился расстрела. Он храпел и брызгал кровью, он метался по подвалу взад и вперед. Через некоторое время он ослаб, ушел в дальний угол, притулился там и затих. К нему никто не смел подойти. Каждый понимал, что он умирает, что жизнь покидает его, уходит медленно и навсегда.
Он истекал кровью и никто не мог ему помочь. Он был одинок в своих муках и страданиях. К вечеру старшина Панин (командир стрелкового взвода) поднялся с пола и пошёл в дальний угол посмотреть на него. Сержант сидел в углу, откинув голову к стене. Открытые, полные тоски глаза его были уже неподвижны. Он умер от потери крови. Как можно было его спасти? Как можно было помочь этому человеку? Сержант Козлов погиб на глазах у людей, страшной мучительной смертью.
Где его могила теперь никто не знает. Жалко только, что улицу, где погиб этот храбрый солдат, лицемерно назвали именем предателя Березина, который летом сорок второго года сумел всю дивизию загнать немцам в плен. Загнал и скрылся в неизвестном направлении. Березин тогда подставил под удар не только 17 гвардейскую дивизию, которая полностью была захвачена в плен, он помог немцам одним ударом расправиться с 39 армией и 11 кавкорпусом. Березину за эти выдающиеся заслуги перед немцами наши идиоты в городе поставили обелиск.
И во всем этом виноват Шершин. Чтобы обелить себя, он после войны начал возвеличивать Березина. Шершину поверили, поставили обелиск.
Мне жалко молодого пулеметчика, который погиб в открытом бою лицом к лицу с врагом, с которым тогда сражались в городе белом. Там погибли многие, кто действительно с оружием в руках стоял насмерть в холоде и голоде. Не могу понять только одного, почему память об этом предателе ценится здесь выше, чем отданные жизни и страдания простых солдат, ротных офицеров, который действительно здесь воевали за нашу Русскую землю.

Левее нас, от нашего края берега к самой деревне поднималась лесистая гряда. Заснеженный лес поднимался на самый бугор и доходил до крайних домов почти вплотную. Вот где можно совершенно незаметно войти в деревню! И когда я с представителем полка вышел на рекогносцировку местности, мне указали, когда я заикнулся на счёт этой гряды, - Березин приказал деревню брать развернутой цепью по открытой низине!
- Ты поведёшь роту по открытой местности так, чтобы тебя с НП батальона было видать! - Ротой в лес заходить запрещаем!
- Странно! - сказал я.
- Что тут странного? Дивизия приказала, - ты должен исполнять!
- Почему я должен пускать людей, как живые мишени под немецкие пули? Почему нужно солдат подставлять под явный расстрел? Когда по любому уставу я должен использовать скрытые подходы к противнику! - не успокаивался я.
- Не выполнишь приказ, пойдёшь под суд трибунала!
Представитель полка собрался уходить, а я никак не мог успокоиться. Почему они приказали не заходить мне с ротой в лес? Ведь это дураку понятно, что лесом можно подойти к деревне буквально на пять шагов, а потом навалиться всей ротой. Что-то тут не так! Лес не заминирован! Чего они темнят? "Тебе приказано вести разведку боем! - вспомнил я слова представителя полка. - Мы будем о ходе твоего продвижения докладывать в дивизию по телефону! Березин хочет лично знать каждый твой шаг!". Им не важно, сколько погибнет на открытом поле солдат! На то и война, чтоб солдат убивали! Главное, чтоб полковое командование видело, как встанет и пойдёт под пули солдатская цепь.

Первый пробный удар немцев - и Березин в один день потерял целый полк. А что будет потом? Как пойдет дело дальше? Березин настойчиво, беспощадно и с упорством насаждал в дивизии боязнь расплаты и страх, а за самовольное оставление позиций - неотвратимое возмездие и кару судами и расстрелами. Он думал, что сумеет запугать ротных офицеров и солдат и на страхе удержать их на месте. Он думал, что они умрут под бобами и танками, а его, Березина, приказ не нарушат. Он думал, что немцы в наступление пойдёт, как мы через Волгу, сплошной жидкой цепью, и оборону полков построил в одну линию по деревенской прямолинейности. Теперь он получил сполна за самоуверенность и недомыслие.

Я печенкой чувствовал, что не надо спешить, что не надо поддаваться его уговорам. Немцы без танков не сунутся сюда. А танки на пожарище, на огонь не пойдут. Появись мы сейчас на другой стороне, попадись мы на глаза своему начальству, если все другие успели смыться и разбежались, нас обвинят в развале обороны полка, нам припишут начало разгрома. В такой ситуации нужно найти дурака или рыжего. "С мельницы сбежал? Да! Бросил свою позицию? Бросил! Полк, отбиваясь, понес из-за вас огромные потери! Люди погибли из-за вас, паникеров!" На меня свалят всю вину за трусость! Не возьмет же на себя ответственность командир полка. Он в окопах не сидел, оборону не держал, от немцев не отбивался. Сейчас, именно сейчас, штабным и Березину нужно было найти жертву и покончить с этим делом. Генерал будет сам рыскать по кустам, чтобы поймать простачка и сунуть его под расстрел, чтобы самому оправдаться. Сегодня я снова и еще раз убедился, кому вручены сотни и тысячи жизней наших русских солдат. Я снова убедился как во главе с командиром полка вся свора штабных разбежалась с перепуга. Они спасали шкуры и были способны только объедать своих солдат, подставлять их под танки и пули. А чтобы смертные не роптали, их по всякому пугали и страшили. Теперь вся эта полковая шушера бросила своих солдат и разбежалась по лесам. Я, конечно, не знал, что это была генеральная тренировка перед еще большим по масштабам бегством. Сегодня я видел, как на большом пространстве без единого выстрела немцы забрали в плен целый гвардейский полк солдат. Фронт дивизии на всем участке был открыт. Немцы запросто, даже без танков могли двигаться дальше. |Передовая линия попала в плен, тылы полка разбежались в панике|. Немцы нигде не встречали сопротивления.
- Уйти с мельницы мы всегда сумеем, - сказал я громко, чтобы слышали все - И ты меня, Петя, не торопи. Приказа на отход ты не имеешь. |На той стороне нас уже ждут, чтобы выловить и на деревню послать. "На" - скажут - "лейтенант, папироску покури". Беломором угостят. "Кури, кури спокойно! Потом гранаты возьмешь! Вот выкуришь, тогда и давай на деревню! Танки гранатами рвать! Пойдешь, свою вину кровью оправдаешь!" Эти всю войну чужой кровью воюют. Наверняка сидят в кустах на той стороне. Они дурачков хотят наловить. Им все равно скольких. Двоих, пятерых или десять. Они и двоих на деревню могут послать. Это им сейчас очень нужно.

Я спокойно посмотрел на генерала Березина. Он стоял в трех шагах от меня. Я рассматривал его лицо. Раньше я видел его мимоходом, с расстояния. Теперь он стоял передо мной. Меня почему-то приказ взять Демидки не испугал, а даже наоборот, придал мне уверенности и спокойствия. Кто этот человек, который посылает нас на смерть. В лице его я должен найти что-то огромное и непостижимое. Но ничего особенного я в этом худом и сером лице не увидел и не нашёл. И даже, откровенно говоря, разочаровался. Он был с первого взгляда похож на деревенского мужичка. На лице какое-то непонятное тупое выражение. Он приказывал, и мы беспрекословно шли на смерть!
Капитан стоял и ждал указаний генерала, а два автоматчика-телохранителя, выпятив груди вперед, довольные своим положением, смотрели на нас, на людей с передовой, с превосходством. Две группы людей стояли друг против друга, чего-то ждали и настороженно щупали друг друга глазами. И линия раздела между ними невидимо проходила по земле.
Генерал смотрел на нас и, видно, хотел определить, способны ли мы взять Демидки и выбить немцев из деревни. Уж очень нас было мало. И артиллерии никакой. Как так случилось, что сам он бегает по кустам вокруг Демидок? Заставил его немец кружить и петлять по кустам. Докатился до такой жизни, что самому приходится собирать солдат и посылать их на деревню с пустыми руками. "А где же командир полка? Где наш комбат Ковалёв?" - мелькнуло у меня в голове. Теперь генерал убедился, что командир полка и комбат, и их замы и помы бросили своих солдат и в панике разбежались, кто куда попало. Генерал стоял и шарил глазами по кустам в надежде поймать ещё с десяток солдат и послать их на Демидки.
Солдаты, лежавшие в кустах, были собраны из разных подразделений. Тут были и посыльные и связисты. В общем, настоящих солдат стрелков здесь не было. Два политрука сидели рядом на пригорке. Они, видно, сумели уйти из своих рот до начала бомбежки. Роты и командиры рот попали в плен. Командирам рот от своих солдат бежать было нельзя, им грозил расстрел за оставление позиций. Генерал и предупредил всех, что он будет смотреть за ходом атаки.
- Будете сидеть под бугром, живыми вы на этот берег не вернетесь! И не возражать! - прикрикнул он.
Всем стало ясно, что их послали на верную смерть. Выйти из-под крутого обрыва на том берегу и пойти по открытому полю, значит попасть под пулемётный огонь. На зеленом поле до самых Демидок ни канавы, ни кочек тогда не было. Все сгорбились, съёжились от генеральских слов. У моего Пети побелело лицо, задвигались губы. Дороги назад никому не было.
Мы переправились на плоту и вышли под обрыв крутого берега. Генерал с автоматчиками и капитаном остались на том берегу. Никто из сидевших под обрывом и из тех, что смотрели за нами с того берега, не знали, что немецкие танки из деревни ушли. Все думали, что они там, стоят за домами. В голове у всех было одно: что пришла пора рассчитаться и проститься с жизнью. Никто вины на себе не чувствовал.

Капитан, тот, что вышел ко мне тогда навстречу с Шершиным, тоже сидел в лесу. Шершин исчез на третий день после моего доклада генералу. Его куда-то увезли.
- А где Шершин? - спросил капитан.
- Увезли на машине в штаб фронта.
- Что слышно о Березине?
- Березин говорят у немцев. - Всех беспокоит один вопрос, когда командующий вынесет своё решение? Когда начнут формирование нашей дивизии? Если бы появился Березин, то с этим вопросом не стали бы тянуть.
- Не обольщайте себя капитан! Березин здесь никогда не появиться.
- Это почему?
- Ему не меньше расстрела дадут.

Березин не испытывал страха, когда восемь тысяч солдат попали в плен к немцу под Белым. Он боялся, что его расстреляют. И поэтому он прикрылся солдатской шинелью и ушел в сторону города и больше его никто не видел. А на командном пункте штаба армии его поджидала машина с людьми из контрразведки. Им было поручено взять его и увести куда надо. Я был в Белом, знаю многих кто там погиб, но кроме фамилии Березина, как будто он там один воевал, других имен гвардейцев отдавших свою жизнь нет. Но факты упрямая вещь, они сами за себя говорят.

В Красноярске прошла презентация новой книги историка и краеведа Вячеслава Филиппова «Через три войны». Она посвящена формированию и боевому пути 17-й гвардейской стрелковой дивизии - самого известного воинского соединения, созданного в Красноярском крае ещё в 1939 году. Возглавил ее комбриг Александр Березин. О непростой судьбе дивизии «АиФ- Красноярск» рассказал автор книги.

«Опоздала» к репрессиям

Военный инженер, историк и краевед В. Филиппов. Фото: Из личного архива / Вячеслав Филиппов

Вячеслав Филиппов : Среди воинских соединений, ушедших на фронт с территории Красноярского края, одно получило наибольшее количество заслуженных почётных званий. Судите сами: полное его наименование звучит как 17-я гвардейская стрелковая Духовщинско-Хинганская краснознамённая ордена Суворова второй степени дивизия. К тому же многие отдельные полки этой дивизии имели собственные почётные наименования за успешные боевые действия. Поверьте, другой такой титулованной части в крае не было.

Корреспондент «АиФ- Красноярск» Михаил Маркович: Вячеслав Викторович, когда дивизия появилась в списке частей РККА?

Изначально это была 119-я стрелковая дивизия.

Вячеслав ФИЛИППОВ родился в 1962 году в Красноярске. Окончил Иркутское высшее военное авиационное инженерное училище. Десять лет служил на инженерных должностях в ВВС Северного флота. С 1995 по 2000 год работал заместителем военного комиссара в военкомате Кировского района Красноярска. С 2013 года сотрудник Музея военно-инженерного института СФУ. Сейчас работник Центра экологической промышленной политики. Автор 17 монографий и большого количества статей.

Конфликт на финской границе был не самым удачным для СССР, многие военные угодили под очередную волну репрессий. Как сложилась судьба комсостава 119-й дивизии?

Нашей дивизии повезло. Она «опоздала» к репрессиям. Ведь основной вал прокатился за два года до её формирования. (Следующая волна накрыла по большей части тех красных командиров и бойцов, которые во время Финской попали в плен - Авт. ). Поэтому 119-я дивизия спокойно вернулась к месту своей дислокации и приступила к боевой учёбе - благо, в этом отношении прошедшая война стала очень показательной. Может быть, поэтому и в Великую Отечественную войну она вступила, как говорится, во всеоружии. Дивизию готовили воевать не по планам, а по тому, что командование увидело на настоящей войне.

Испытание оружием

- Видимо, и вторую войну сибиряки встретили в эшелоне?

Александр Березин у знамени дивизии. Фото: Музей «Мемориал Победы»

Почти. Приказ выдвигаться на фронт дивизия получила 29 июня. В начале июля выгрузилась под Ржевом и дальше воевала в составе Калининского фронта. Дивизии очень повезло с первым командиром, генералом Березиным. Уникальный человек, участник Первой мировой войны, Гражданской. В 1915 году он окончил школу прапорщиков и дослужился до штабс-капитана. Тяжелораненый, был демобилизован, но в 1918 году пошёл на службу в РККА. В 1923 году окончил Высшую стрелковую школу, в 1928 году - штабные курсы.

Именно благодаря инициативе, сильному характеру и таланту командира Березина дивизия не была полностью разгромлена. В 1941 году очень многие подразделения Красной армии погибали именно из-за отсутствия опытного командира, готового принимать решения и брать ответственность на себя. Березин таким не был. И вывел войска из окружения, хотя сам погиб 5 июля 1942 г. в деревне Демяхи Бельского района Тверской области. Останки генерала были опознаны в общем захоронении по номеру ордена.

Вы знаете, я общался со многими ветеранами, и отзыв Шумилина единственный негативный. Я не знаю, в чём причина, может быть и личная неприязнь. Но придерживаюсь своей точки зрения. Как и многие подразделения Красной армии, дивизия прошла испытание окружением. И вынесла его с достоинством, несмотря на большие потери. Главное - воинская часть сохранила свою честь, сохранила своё знамя. После соответствующего пополнения вновь вернулась на фронт (забегая вперёд, скажу, что сибиряков пополняли таким образом четыре раза!). Принимала участие в обороне Москвы. И воевала так хорошо, что попала в число первых 20 подразделений, получивших звание гвардейских. А дальше поражения сменили победы.

- И сколько же позволило отдохнуть сибирской части верховное командование?

Меньше месяца. Уже 13 мая гвардейцы получили новый приказ: через всю страну - на Дальний Восток, выполнять союзнический долг. Эшелон шёл целый месяц и миновать Красноярск никак не мог. Стоянка в городе продолжалась всего два часа. 17-ю дивизию ждала третья война. Монголия - марш-бросок через хребет Большой Хинган (800 км) и прямая дорога до Порт-Артура, который русские войска оставили ещё в 1905 году. Там же она получила ещё одно почётное звание - Хинганская. Так что тот, кто захочет представить себе, какая последняя битва выпала нашим дедам, может посмотреть советский фильм «Через Гоби и Хинган». А Китай на 10 лет превратился в базу для 17-й гвардейской дивизии. С Дальнего Востока она так и не ушла. После многих преобразований сейчас знамя 17-й гвардейской передано 70-й гвардейской мотострелковой бригаде.

Преемственность поколений

- Насколько сложно было работать над новой книгой?

Нам очень повезло, что огромный фонд документов сохранён в Центральном архиве Вооружённых сил в Подольске. Уцелели документы дивизии, отдельных полков и частей. Удалось найти даже подшивку дивизионной многотиражной газеты «Красноармеец» за 1943, 1944 и 1945 годы. Очень интересная вещь! Мы постарались материалы по максимуму включить в иллюстративный ряд книги. Много реальных карт боевых действий. Много оригинальных документов. Сохранились формуляры и документы, личные дела с фотографиями почти всего офицерского состава. Чуть хуже ситуация с документами рядовых. И второй момент - очень помогли ветеранские организации дивизии в Москве и Красноярске. В нашем городе изначально музей дивизии размещался в школе-интернате
№ 5, а в настоящий момент он передан 152-й школе. Помогают и поисковые отряды, которые по сей день работают на местах боёв сибирских дивизий. Так что преемственность поколений в нашем деле соблюдается.

Как вы, человек, пишущий о прошлом, относитесь к спорам вокруг «чистой истории без идеологии»? Возможна ли наука без трактования?

Я не учитель, а военный, и могу сказать: главное, чтобы правда оставалась правдой.

В Красноярске в честь 17-й гвардейской дивизии назван парк в Советском районе, а в Покровке одна из улиц носит имя первого командира части, генерала Березина.